![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alsisa Притиснутая ко мне троллейбусной давкой обильно пирсингованая девушка с восемью серебряными сережками в видимой половине лица и ядовито-розовыми заколками в розовых же волосах, вызвала во мне весьма противоречивые мысле-чувства.Сначала подумалось: "Вот бы ее одеть-накрасить-причесать по-человечески, дырки зарастить - симпатичная была бы девушка. И кто их только учит малевать эти жуткие черные стрелки по всей окружность глаза, отчего взгляд кажется злобно-затравленным, как из бойницы". Вспомнился мульт перестроечный - как отмывают патлатых размалеванных девах и из них получаются мадонны да Афродиты. А потом думаю: "Мать, а ведь брюзжание на молодежь - верный признак старости. И это ж какую силу воли надо иметь молодой девушке - я, пока зажили мои единожды дырявленые уши, дурость эту прокольную сто раз прокляла. Так еще и толку - чуть, ушки-то мои капризными оказались - никакого там серебра, или, упаси боже, бижутерии - токма золото им подавайте. А тут - в живом человеке минимум 13 дополнительных дырок! Причем добровольно проковырянных. Есть мужественные люди, есть, жаль не знают, куда б свое мужество и волю половчее приспособить".
А я - стыдно сказать - решила, наконец, поберечь многострадальный свой желудок и есть овсянку. Хоть в обед на работе. Не оставляя себе путей к отступлению - т.е. Не имея кроме хлопьев и кипятка другой еды. Ничего не взяла из дому и по дороге так явственно представила себе свои несладкие (и несоленые) овсяные перспективы, так ужаснулась, что успокоил меня только хруст горячего, неведомо как оказавшегося в моих руках, промасленного пакета с мясными слойками. И что такой человек может говорить о других, кого воспитывать? Неудивительно, что Ванька укладывается в кровать, вцепившись в булку, а потом, возмущаясь крошками в постели, требует попеременно то вытряхнуть крошки, то продолжения банкета.
Вспомнила, кстати о воспитании, еще один разговор со студентами о курении, здоровье и силе воли. Сидим как-то вечером в беседке (дело было на практике, в колхозе), треплемся "за жизнь". Говорю: "Ребята, только курите где-нибудь в сторонке - не выношу дыма". Они и спрашивают: "А почему Вы не курите? А пробовали?" Нормальный педагог уж нашел бы что сказать - о вреде курения и своей идейной антиникотиновой позиции. А я возьми и брякни: "Понимаете, я с одной стороны, очень плохо переношу табачный дым, а с другой - у меня плохо с чувством меры. Если уж начинаю курить - на одной сигарете остановиться не могу, травлюсь, потом пару лет не выношу малейшего запаха. Поэтому не курю и наркотиков по своей воле пробовать не стану. "А разве не интересно?" - спрашивают. "Очень интересно, - говорю, - даже не представляете как. Именно поэтому - не буду. Для меня это смерть, а я жить хочу".
"Вот видите, - торжествующе обратился один из моих собеседников к остальным, - я тоже всегда говорил, что не пьют только те, кому здоровье не позволяет!" (Гм, оригинальный вывод, ну, сама виновата. Ну, счас на вашу логику будет наша). "Совершенно верно, - говорю, - медиками доказано, что спиваются и умирают от цирроза и рака легких изначально очень здоровые люди - у которых крепкий организм, все издевательства смог терпеть, до последнего сигналов не подавал".
В такие вот дебри завела меня изрешеченная розоволосая девочка. А обедала я, кстати, овсянкой. Как только у меня появилась альтернатива, сулящая кроме сытости как минимум изжогу, овсянка из тюремной баланды превратилась в друга желудка и сносную еду.
А я - стыдно сказать - решила, наконец, поберечь многострадальный свой желудок и есть овсянку. Хоть в обед на работе. Не оставляя себе путей к отступлению - т.е. Не имея кроме хлопьев и кипятка другой еды. Ничего не взяла из дому и по дороге так явственно представила себе свои несладкие (и несоленые) овсяные перспективы, так ужаснулась, что успокоил меня только хруст горячего, неведомо как оказавшегося в моих руках, промасленного пакета с мясными слойками. И что такой человек может говорить о других, кого воспитывать? Неудивительно, что Ванька укладывается в кровать, вцепившись в булку, а потом, возмущаясь крошками в постели, требует попеременно то вытряхнуть крошки, то продолжения банкета.
Вспомнила, кстати о воспитании, еще один разговор со студентами о курении, здоровье и силе воли. Сидим как-то вечером в беседке (дело было на практике, в колхозе), треплемся "за жизнь". Говорю: "Ребята, только курите где-нибудь в сторонке - не выношу дыма". Они и спрашивают: "А почему Вы не курите? А пробовали?" Нормальный педагог уж нашел бы что сказать - о вреде курения и своей идейной антиникотиновой позиции. А я возьми и брякни: "Понимаете, я с одной стороны, очень плохо переношу табачный дым, а с другой - у меня плохо с чувством меры. Если уж начинаю курить - на одной сигарете остановиться не могу, травлюсь, потом пару лет не выношу малейшего запаха. Поэтому не курю и наркотиков по своей воле пробовать не стану. "А разве не интересно?" - спрашивают. "Очень интересно, - говорю, - даже не представляете как. Именно поэтому - не буду. Для меня это смерть, а я жить хочу".
"Вот видите, - торжествующе обратился один из моих собеседников к остальным, - я тоже всегда говорил, что не пьют только те, кому здоровье не позволяет!" (Гм, оригинальный вывод, ну, сама виновата. Ну, счас на вашу логику будет наша). "Совершенно верно, - говорю, - медиками доказано, что спиваются и умирают от цирроза и рака легких изначально очень здоровые люди - у которых крепкий организм, все издевательства смог терпеть, до последнего сигналов не подавал".
В такие вот дебри завела меня изрешеченная розоволосая девочка. А обедала я, кстати, овсянкой. Как только у меня появилась альтернатива, сулящая кроме сытости как минимум изжогу, овсянка из тюремной баланды превратилась в друга желудка и сносную еду.
